‍Закон не обязывает суды отпускать тяжелобольных людей – все на усмотрение судьи. А за решеткой местные врачи лечат, как умеют, и самыми простыми лекарствами, которые есть под рукой. Вызвать туда гражданского медика или увезти в обычную больницу, конечно, могут, но добиться этого крайне тяжело. Из СИЗО это зачастую возможно сделать лишь с разрешения следователя, который расследует дело в отношении больного арестанта. Пока тюремная медицина подчиняется ФСИН, а не Минздраву, надежда одна – на общественную огласку, говорят адвокаты.

С одной таблеткой без гражданских врачей

На днях стало известно, что Алексею Навальному в колонии не могут оказать качественную медпомощь, а бизнесмена Бориса Шпигеля с онкологическим заболеванием отправили в изолятор. На какое лечение они могут рассчитывать за решеткой? «Анальгин и от головы, и от жопы – это вся медпомощь», – так оценивает качество лечения больных в СИЗО и колониях бывший следователь по особо важным делам ГСУ СКР Тимофей Сергеевский*.  Хотя по закону лечить больных там должны так же, как и на воле (Приказ Минюста от 28 декабря 2017 г. N285). Правда, это не означает, что каждый заключенный должен гарантированно иметь медобслуживание на уровне лучших клиник за пределами исправительных учреждений (п.137 постановления ЕСПЧ от 23 марта 2016 года по делу «Блохин против РФ»).

За решеткой каждое обращение с просьбой о помощи фиксируется в специальных книгах учета, где обвиняемый или осужденный собственноручно расписывается за полученное лечение. Правда, установить правдивость сведений оттуда довольно сложно. «Были случаи, когда мы проверяли эти книги, и там под всеми обращениями стояла одна и та же подпись», – говорит экс-глава Общественной наблюдательной комиссии Москвы Вадим Горшенин. По его словам, вместо заключенных в этих книгах расписывался местный врач.

На официальном сайте ФСИН указано, что любой арестант вправе обратиться к медработнику во время обхода камер, а также к сотруднику дежурной смены СИЗО. Те ведут больных в медицинскую часть (здравпункт) или медкабинет. В экстренных случаях – вызывают бригаду скорой помощи.

При этом больше всего жалоб на плохую стоматологическую помощь, рассказывает Игорь Романов, бывший секретарь ОНК Псковской области: «Материалов для пломб и даже инструментов не хватает. Раньше случалось, что на всю исправительную колонию был только один набор. Заключенных принимали по очереди, и врач не успевал дезинфицировать инструменты. Многие отказывались лечить зубы после других». Проблему с нехваткой качественной помощи от дантистов подтвердил и «Мониторинг нарушений прав человека в местах лишения свободы», результаты которого год назад представил фонд «Русь сидящая».

Правда, на практике руководство изоляторов и исправительных учреждений допускает сторонних медиков на свою территорию в исключительных случаях, говорит бывший следователь по особо важным делам, а сейчас старший партнер Адвокатское бюро ZKS Андрей Гривцов. Поэтому ситуация с врачебной помощью за решеткой выглядит не слишком радужно. Ее оказывают не в полном объеме, а ошибки в лечении порой приводят к смерти больных, подчеркивает адвокат Забейда и партнеры Николай Яшин. Так, Страсбургский суд признал Россию виновной в гибели Николая Тарариева, который отбывал наказание в Хадыженской колонии Краснодарского края (дело № 4353/03). Там у осужденного обострился гастрит и открылась язва. Местные медики его лечили неэффективно, состояние Тарариева ухудшалось, тогда заключенного увезли на операцию в районную больницу. Но уже через два дня прямо в автозаке вернули обратно в медучреждение при колонии, где он и скончался от кровопотери. ЕСПЧ присудил матери Тарариева за смерть сына 25 000 евро.

Показания в обмен на жизнь

Смертельный исход угрожал и одному из доверителей старшего партнера Criminal Defense Firm Алексея Касаткина. Обвиняемого с хроническим заболеванием отправили в один из столичных изоляторов, там его состояние серьезно ухудшилось: он уже не мог есть. Администрация СИЗО отправила больного в местную больницу, где состояние пациента ухудшилось, рассказывает адвокат. Тем не менее после ряда процедур арестанта выписали оттуда и вернули в камеру. Узнав о текущем положении дел, я прибыл на прием к начальнику тюремной медсанчасти, говорит Касаткин: «Он, выслушав мои переживания, посетовал на отсутствие в СИЗО необходимого медоборудования и развел руками».

Тогда защитник предложил найти стороннее медучреждение, которое организует все лечение в нужном объеме. В ответ врач СИЗО сказал, что такое возможно лишь с письменного согласия следователя, расследующего уголовное дело в отношении больного. По словам Касаткина, следователь согласится дать добро на лечение лишь после того, как получит нужные показания от обвиняемого. Спасло то, что несговорчивый следователь ушел в отпуск, передав уголовное дело своему коллеге, признается адвокат: «Тот моментально направил в СИЗО свое согласие на этапирование арестанта в больницу, где ему сделали срочную операцию».

С 2015 года ФСИН практически перестала делиться статистикой в открытых источниках. Самые свежие цифры о смертности в российских колониях, которые есть в свободном доступе, – за 2018 год.

Но не всем везет так, как доверителю Касаткина. Николая Мистрюкова, бывшего делового партнера экс-губернатора Хабаровского края Сергея Фургала, отправили в СИЗО «Лефортово» еще осенью 2019 года. За время нахождения в изоляторе у бизнесмена диагностировали онкологию. При этом арестанта никак не лечили, о чем он сам заявил на встрече с представителями московской ОНК летом прошлого года. По словам Мистрюкова, однажды его все же вывезли в онкоцентр, где на заключенном в наручниках тренировали студентов-медиков: «Они все процедуры проводили без обезболивания. Это было невыносимо. Спина мокрая была вся от крови».

Обвиняемый пожаловался на то, что ему так и не передали лекарства, которые бизнесмену посылали родные: «Я ослеп на один глаз, второй тоже начинает терять зрение. Отслоение сетчатки. Нужен курс лечения, препараты дорогостоящие». Под домашний арест Мистрюкова перевели лишь осенью – сразу после того, как он согласился дать показания против Фургала, говорит он.

При этом законодатель установил перечни заболеваний, с которыми подозреваемого или обвиняемого могут не поместить в СИЗО, а осужденного – отпустить из колонии. Списки схожи, правда, второй насчитывает больше пунктов. Конкретных диагнозов там не так много. Чаще документ просто отмечает, что людей с «тяжелой формой заболевания» той или иной системы организма стоит оставить на воле, если им требуется специфическое лечение, которое нельзя получить в колонии или СИЗО. Но нет четкого положения, которое обязывает суды отпускать тяжелобольных людей, – все на усмотрение судьи.

Бывший следователь по особо важным делам ГСУ СКР Тимофей Сергеевский* вспоминает, что один из фигурантов дела, которое он расследовал, имел инвалидность и в любой момент мог умереть в СИЗО: «Пошел к начальству, чтобы добиться проведения экспертиз для страховки на случай его смерти, а меня в ответ заподозрили в попытке выпустить обвиняемого за взятку».  

При этом у сотрудников медицинских частей СИЗО и колоний достаточно полномочий, чтобы скрывать наличие серьезных заболеваний у заключенных, рассказывает адвокат Феоктистов и партнеры Владислав Кудрявцев: «Это приводит к ухудшению их состояния».

Минздрав ждут на помощь

Ситуацию могла бы изменить реформа тюремной медицины. Два года назад тогдашний замдиректора ФСИН Валерий Максименко обещал обсудить со своим руководством вопрос о возможности передать полномочия тюремных медиков в Министерство здравоохранения. С тех пор об этой инициативе ничего не сообщалось, а самого Максименко осенью прошлого года отправили под арест, обвинив в злоупотреблении должностными полномочиями. Сейчас следствие по его делу продолжается.

Именно из-за того, что медицина ФСИН отделена от Минздрава, возникает множество организационных проблем, пишут в своей колонке младшие научные сотрудники Института проблем правоприменения Владимир Кудрявцев и Ксения Рунова. Они объясняют, что в СИЗО и колониях не хватает медперсонала, врачей-специалистов, потому что работа непрестижная: «Экстренную помощь окажут, а вот что-то посложнее – уже нет. Для лечения в гражданских больницах необходимо заключать госконтракты, но бюджета на это не хватает». Конечно, во ФСИН есть и свои больницы и лаборатории, но их мощностей недостаточно, и не в каждом регионе есть медпомощь по всем направлениям, уверяют исследователи: «Нередко приходится везти человека в больницу по этапу, и только чтобы его собрать, требуется не один день. Все это приводит к поздней диагностике и не всегда адекватному лечению».

Кроме того, действующее законодательство, регулирующее правила оказания медпомощи больным за решеткой, нуждается в кардинальных изменениях, уверен Гривцов: «Оно четко не регламентирует порядок лечения, привлечения гражданских врачей и передачу лекарств». Из-за этого сотрудники ФСИН не могут оказать квалифицированную помощь арестантам, а в некоторых случаях таким способом намеренно оказывают давление на него, объясняет адвокат. Возможно, ситуацию частично может исправить введение единого электронного оборота медицинских документов, чтобы у врачей СИЗО и колоний был доступ к истории болезни заключенного, предполагает Яшин.

А пока наиболее эффективным инструментом для решения этой проблемы является максимальная публичная огласка фактов неоказания медпомощи, считает Касаткин. Властям даже стоило бы разрешить беспрепятственный доступ представителей НКО и журналистов в колонии и СИЗО хотя бы раз в месяц, добавляет адвокат Кудрявцев.